«Varlığa ne darlıq?»
(Поговорка)
Глава 1.
#lovely #nice #evening #sushi #asian #food #friends #aztagram #baku
У входа в один из модных бакинских ресторанов азиатской кухни остановился черный мерседес. Водитель открыл заднюю дверцу. С машины сошла приятная девушка лет девятнадцати, с длинными как у нимфы волосами. На ней был серый свитер, кожаная юбка и невероятно модные кроссовки – «маранты». Дорогие очки, сумка за несколько тысяч, неброские украшения, приветливое отношение к ней девушки–хостесс – ведь она отмечала здесь свой день рождения месяц назад – но при этом грустный взгляд говорил о том, что у неё, скорее всего, есть такие проблемы, которые, увы, нельзя решить деньгами и связями. Она вошла внутрь ничего не сказав водителю, а значит, ему нужно будет её ожидать.
Внутри было малолюдно, только один стол был занят какими-то шумными иностранцами, скорее всего итальянцами: их много в Баку в последнее время. Нармин это не удивило, даже обрадовало – здесь всегда мало народу в дневное время. Все знакомые собираются после семи–восьми вечера. Оно и к лучшему: зачем кому-то видеть её в ресторане. Обязательно дойдёт до отца. Скажут, она сидела за столиком одна. Или ещё чего, что ждала мальчика. Она самозабвенно просматривала публикации в инстраграме, пытаясь убить время, периодически нажимая на фото по два раза, ставя «лайк». Новостная лента пестрила фотографиями со вчерашней свадьбы в «Buta Palace». Девочки в дизайнерских платьях с идеальными прическами и макияжем напоминали голливудских кинозвёзд на красной дорожке или моделей, даже если на самом деле они ещё только учились в школе.
Жизнь в Баку напоминает порой жизнь в одной большой семье – все твои знакомые ходят в одни и те же рестораны, учатся и работают в одних и тех же местах, ходят на одни и те же мероприятия, стригутся и красятся у одних и тех же стилистов, даже родственники могут быть общие, но с разных сторон. Трудно описать, насколько тесно люди могут общаться в этом городе – чтобы ощутить это в полной мере нужно здесь жить.
– Простите, Вы уже определились?
Девушка оторвала взгляд от своего айфона. Она откинула назад идеально уложенные волосы:
– Пока только безалкогольный мохито, пожалуйста. Я жду.
Унылая ноябрьская погода за окном как нельзя лучше описывала её душевное состояние. Нармин осталась одна наедине со своими мыслями.
Вчерашняя невеста, Гюльчин. Её познакомили с будущим мужем за полгода до свадьбы, хотя они всем говорят, что друзья детства.
Была ли она счастлива? Нет, не вчера, а вообще? Что бы там не было, Нармин в глубине души очень ей завидовала. Не из-за этой свадьбы. И не из-за мужа. Нармин завидовала, тому, что она вышла замуж, вероятнее всего, за нелюбимого, но ей было всё равно. Возможно, она никого не любила, ни к кому не испытывала настоящего влечения, и уж точно не думала о том, что может быть по-другому. Нармин же не хотела выходить замуж за того, кого найдёт отец. Даже если он будет ей хоть чуточку нравиться, что маловероятно.
– Привет! – девушки расцеловались.
– Давно сидишь?
– Ну, что заказываем? Будешь суши? Или может, утку по-пекински возьмём?
– Извини, просто мы вечером идём с семьёй дяди Эльчина в ресторан. Мне пришлось пойти сейчас на укладку. У Зарифы не было мест, Вюсал в Турции, и я была вынуждена пойти в какое-то ужасное место около дома. Ты видишь, как они поиздевались над моими волосами? Они даже не делают массаж головы! Я заставила их помыть и сделать всё заново. Всё равно ужас, но времени уже не было.
Нармин улыбнулась.
Её подруга Фидан всегда была очень капризной. А уж что касается внешнего вида... Даже в «нормальных», то есть, дорогих салоны красоты, она могла одним взглядом заставить мастера всё переделывать.
Это же Фидан…
Они заказали суши и утку по-пекински.
– Как прошла свадьба?
– Свадьба неплохая. Где-то четыреста человек,– рассказывала Нармин, но в её голосе чувствовалось непривычное равнодушие ко всему. Казалось, что Фидан этого не замечает.
– Ясно. А кто пел?
– Пел? Какая-то иностранная группа. Ешь суши, пока я не съела всё сама.
– Вы что, опять поссорились с Руфатом?
Устав держать всё в себе, девушка заговорила.
– Не совсем. Лучше уж мы бы поссорились, это хотя бы зависит от нас двоих. Помнишь, летом, ещё до нашего отъезда в Италию, папе сказали охранники, что Руфата машина была во дворе? Мама его успокоила кое-как тогда. Ну, они просто знают, что он мой одноклассник.
– Да, я помню, конечно. Тебе не разрешали ни с кем видеться, телефон отняли. А твоя мама сказала, что ты в больнице, я три ночи плакала, пока ты не позвонила. Он его видел тогда?
– Слава богу, нет. Если бы он знал правду, меня бы здесь сейчас не было. Даже не представляю, где бы я находилась и что со мной было бы. Охрана сказала ему, что они видели машину у въезда во двор; на лицо его не знают, и он поднялся через гараж к нам домой. Руфат тогда поднял разговор об обручении. А я не могу, понимаешь? Не могу я взять и сказать такое маме. А если его мама позвонит, тоже будет плохо. Не знаю, что делать. Сейчас он опять меня грузит с нишаном. И отец сам тоже ищет женихов, но понимает, что рано.
Фидан скорчила задумчивую гримасу, оценивая масштабы катастрофы. На самом же деле она хотела вернуть разговор о вчерашней свадьбе, но не знала, как.
– Слушай, а Кёнуль там была? Она вернулась из Лондона?
– О-о да, конечно. Какая свадьба без Кёнюль Гасановой? И вообще всё их семейство было.
– И как она выглядела?
– Такая же Кёнюль. Сколько она красится! Мне кажется, она волосы нарастила, но я не поняла. Я подозреваю, что у неё даже груди накладные. Мы же видели с тобой её здесь на прошлой неделе с парнем.
– Интересно, она всё ещё ходит к Вюсалу? Он не сплетничает со мной в последнее время.
– Не знаю, но я видела её и в «Elle». По-моему у них с Вюсалом что-то случилось.
– Слушай, а там был этот её двоюродный брат?
– Турал? Гафаров, что ли? Да, они были с сестрой.
– И как он?
Нармин насторожило чрезвычайное любопытство подруги.
– Слушай, я не знаю, что ты имеешь в виду, но говорят, он гей. Руфат так говорит. А ещё я слышала, что ему купили новую машину. И он постоянно курит травку. Он раз пять выходил из зала, чтобы перепарковать машину.
– Ты серьёзно? Я знаю его бывшую девушку, он не голубой.
– Может, он стал геем после? Ты видела его походку, его манеры?
– Но это просто манеры. Знаешь, дядя Эльчин...
– А-а, ну да. Как я могла забыть, что Турал – его любимый племянник. И что? Он будет сегодня вечером?
– Вообще-то, нет. Но... – Фидан тоже колебалась, не зная, стоит ли рассказывать подруге о своих планах. Но ей хотелось с кем-нибудь поделиться, а Нармин была её единственной настоящей подругой. Школьной подругой. – Короче, да. Его мама с сестрой точно будут, а про Турала не знаю ещё. Но какая разница, главное, что мама с сестрой будут. Главное, им понравится. Чей это нишан был недавно, в сентябре?
– Не помню. Кого-то из наших дальних родственников, по-моему, а что? – Нармин не терпелось услышать, наконец, то, о чём она уже догадалась.
– Короче, они тогда ещё подходили к нам с мамой. Мы же с ними особо не общаемся, но они подошли сами. Расцеловали нас. Мамы стали говорить о чём-то в стороне, а Лейла, его сестра, поболтала со мной, спросила, как у меня учёба, на каком я курсе, хожу ли на занятия. Даже спросила, дружная ли у нас группа, есть ли хорошие мальчики...
– Ну, всё ясно. А мама тебе ничего не сказала?
– Сказала, что я должна сегодня хорошо выглядеть.
– Что ты наденешь?
– Я хотела платье в цветочек. От «Дольче». Но оно слишком яркое, боюсь, что им не понравится. Поэтому надену что-нибудь чёрное. Если честно, я очень волнуюсь...
– Чёрное всегда к месту, – поддержала подруга, допивая мохито, – или белое.
– Знаешь, дядя Эльчин как-то сказал папе, что они все очень ждут Турала свадьбы, особенно его дедушка.
Нармин понимающе кивнула:
– Ну, раз дядя Эльчин так говорит... А сколько ему? Он, по-моему, старше нас.
– Двадцать три. Он самый старший мальчик в нясиле. У него уже всё есть – квартира, машина, работа. Его устроили недавно в банк работать. Что ещё нужно? Почему бы и нет. Он симпатичный мальчик, не урод, не пьяница, не наркоман, семья отличная.
– Ну да. Пообщайся, в любом случае.
– А ещё дедушка обещал купить ему квартиру в Стамбуле, когда он женится. Прикинь, как классно? Я же всегда мечтала жить там!
– Ага. А если он всё-таки окажется геем, можно быстренько развестись и отсудить квартиру!
– Но есть же ещё Лейла.
– Ну, Лейла девушка. Дочка. На неё всем плевать. А это – старший внук, мальчик...
Нармин опять посмотрела в окно. Летом они любили сидеть здесь на террасе.
– Я хочу чай. Ты будешь? Можно, десертное меню?
Увлекшись разговором, Нармин и не заметила, что ей пришло три сообщения в WhatsАpp.
Она не успела ничего ответить, потому что за сообщениями последовал звонок.
– Почему ты не отвечаешь?
– Я не видела сообщения. Что делаешь?
– До этого по папиным делам ходил, сейчас катаюсь по городу с Мамедом. А ты?
– Я с Фидан, мы пришли поесть суши.
– Хочешь, я заеду за тобой?
– Хорошо. Через полчаса. На Азнефти. Я тогда отправлю водителя домой.
Фидан отложила меню.
– Один жасминовый чай, пожалуйста. Слушай, почему ты разрешаешь ему вот так вот заезжать за тобой? И потом говоришь, что отцу всё докладывают. Я тебе это уже года три говорю.
Это было вполне логично, но в то же время трудно объяснить. Нармин дождалась, пока официант, убравши со стола, уйдёт, и заговорила:
– Знаешь, если я скажу «нет», он всё равно приедет, но уже будет злой. Будет ехать следом. Проводит до дома, но всё равно не будет со мной ещё два дня разговаривать. Будет делать мне «сифят».
– Боже мой... – Фидан демонстративно закатила глаза, – а говорят, Турал не ревнивый. И вообще, очень современный мальчик.
Нармин тоже закатила глаза и улыбнулась.
Это же Фидан…
Осенью и зимой романтика начинается раньше, ведь и темнеет раньше. Вечерний Баку прихорашивается и расцветает, как невеста, переливается яркими красками, хвалясь и демонстрируя новенькие Flame Towers – языки пламени, из фешенебельных ресторанов и гостиниц доносится веселье, там и тут разъезжают дорогие машины, ряды лондонских кэб–такси ожидают своих пассажиров по всему центру, в парках с мраморным покрытием поют фонтаны, а на длинном бульваре – в одном из самых длинных набережных в мире – гуляющие перед сном горожане. А всему этому свидетели – витрины дорогих магазинов, напоминающие о благосостоянии бакинцев, и так и хочется верить в то, что жить здесь и вправду весело и беззаботно, красиво и ярко...
– Привет, – Нармин села на переднее сиденье, понимая, что она рискует, но, по всей видимости, ей нравилось так рисковать.
– Привет, – юноша посмотрел на неё с какой-то неповторимой нежностью и любовью, какая бывает только в их возрасте, когда можно не переживать ни из-за чего и просто предаваться прекрасным чувствам.
WhatsApp.
«Фидан мама меня не отпускает. У них плов. Папа дома уже?»
«Нет, он будет поздно. Можешь пока посидеть у них. Ширин привет».
Руфат Асланов, сын известных родителей, «потомок всех своих родных», он ничуть не уступал семье своей девушки ни в материальном положении, ни в социальном статусе; отец – бизнесмен, дедушка – военный, мать – очаровательная домохозяйка, из тех, что могут выглядеть как жёны и как дочери своих мужей одновременно, в зависимости от ситуации.
Сам же он не был ни смазлив, ни уродлив, худой, среднего роста, но по-своему обаятельный молодой человек, всегда подчеркнуто вежлив и обходителен, и всегда одет с иголочки: рубашка от известного дизайнера, обычно светлых тонов – белая или голубая, ремень с каким-нибудь легко узнаваемым логотипом, идеально сидящие джинсы, мокасины. Это можно было назвать «офисным» стилем – но я бы назвала его «истинно бакинским». Ведь это так по-бакински – идти в чайхану с друзьями, чтобы покурить кальян и выпить чай с варьеньем, но одеться, как на собеседование.
В его машине всегда царил идеальный порядок, он постоянно делал замечания по поводу этого, всем, кроме Нармин, а ещё здесь пахло ювелирным магазином и всегда играла хорошая музыка. Он говорил медленно, его жесты и голос были пропитаны чувством собственного достоинства и чести.
– Я соскучился, – он ущипнул её за щеку, – куда поедем?
– Ты же видел меня вчера на свадьбе. Лучше расскажи, что вы делали после неё? Ты рано ушёл и ничего мне не написал.
– Как я мог что-то сказать или написать, если твой отец всё время смотрел на меня?
– Я жду ответа.
– Э-эм, ничего, я отвёз маму домой. Кстати, если бы мы были обручены, я бы отвёз тебя тоже; потом мне позвонил Теймур, и мы решили попить чай в Marriott. Там дают клёвый кальян*.
– И всё?
– Да, а что тебя интересует? Куда пойдем сейчас?
_______________
* Я пишу «кальян», хотя на самом деле в Баку среди молодежи модно было произносить «гяльян», как говорят азербайджанцы, даже если для говорящего родным языком являлся русский.
– Тебе не надоело курить кальян? Говорят, это вредно. Вреднее, чем сигареты, – Нармин капризно сморщила носик и переключила песню.
– Я не знаю, я не курю сигареты, – Руфат очень гордился тем, что не курил ничего, кроме кальяна.
Они заехали на заправку. Машины шевелились в длинной очереди, как черепахи.
– Ну что такое... Надо сказать Тиме или его отцу, что их заправщики плохо работают.
– Ты серьёзно? Придёшь и скажешь ему такое?
Он снова ущипнул её за щеку.
– Шучу я, успокойся!
– А знаешь, я никогда не пробовала кальян, хотя мне столько раз предлагали, – вдруг сказала Нармин, опустив взгляд, как будто боясь услышать ответ.
– Хочешь, поедем в одно место? Его подарили брату Тимы на восемнадцатилетие, но через полгода ему надоело это всё и он сдал его в аренду.
– А вдруг нас кто-то увидит?
– Зайдём через кухню, и там есть вип-кабинеты.
Девушка с опаской посмотрела на часы и всё-таки сдалась. Она всегда так колебалась, но потом делала то, что предлагает Асланов.
Уже через пятнадцать минут они сидели в странном месте под названием «Sheesha lounge». Нармин бы даже назвала это место «левым», если бы её спросили. Но этого не произойдет, потому что она никогда не расскажет о том, где была со своим парнем, ведь тогда все будут шептаться у неё за спиной, что её парень относится к ней не так, как стоило бы, просто «крутит» ею, как это принято говорить в Баку.
Ведь парень с серьёзными намерениями всегда будет ждать свадьбы. Или хотя бы обручения. А уж потом… Во всяком случае, так все говорят...
У Нармин сосало под ложечкой от одной мысли, что они делают что-то запрещённое. Может, если бы её так не контролировали дома, это не было так интересно и увлекательно. Она исподлобья смотрела на Асланова, на его худые руки, и понимала, как она успела соскучиться по нему.
– Гагаш, принеси один кальян в яблоке и чайный десгях, – сказал Руфат на смеси русского с азербайджанским молодёжным сленгом.
Нармин хотела бы добавить «жасминовый», но вряд ли это было уместно.
Она уткнулась в свой айфон, делая вид, что ужасно занята и ничего не слышит и не замечает вокруг. На самом деле ей хотелось провалиться сквозь землю, секунды тянулись, как часы, она стеснялась и мечтала о том, чтобы официант не запомнил её лица.
Они говорили по-азербайджански. Молодые люди меду собой скорее говорят по-азербайджански, даже если они все выросли в русскоязычных семьях, с девушками же предпочитают говорить по-русски. Никто этого не замечает, но тенденция такова.
– Я позову кальянщика, – официант уже хотел развернуться, но его остановили.
– Гагаш, не надо. Передай ему, кальян в яблоке, с мятой и персиком внутри. И ключ от кабинета принеси.
– Извините, но нам не разрешают...
– Кто вам не разрешает? Администратор? Пойди сюда. Назим муаллима знаешь? Да, да, вашего хозяина. Он мой брат.
Официант смутился.
– Извините, пожалуйста, Vallah, не знал. Вы с ним не похожи. Сейчас всё сделаю.
– Мы двоюродные.
Лицо Нармин расплылось в полуулыбке от нелепости ситуации. Она еле сдерживала смех.
Когда официант наконец ушёл, они посмотрели друг на друга и стали смеяться.
– Бедный, – Руфат довольно помотал головой.
– Назим считает, что вы с Тимой – последние бездельники, «аварашки», вам двоим нельзя ничего доверить, а ты «тапшуешься» через него.
– Брат может иногда критиковать брата, – ответил юноша с неподдельным пафосом.
Он хотел обнять девушку, но она сидела в напряжении.
Дверь открылась, сначала появился кальян, чай, шоколадки и вишнёвое варенье на подносе. Затем на столе будто магическим образом, появился ключ от комнаты. Асланов запер дверь и вернулся к Нармин.
В курении кальяна было что-то завораживающее и восточное, что-то невинное и запретное.
В Баку это стало настоящим ритуалом, одним из видов хорошего отдыха. Кальян был настолько популярен, что у каждого имелось своё мнение на этот счёт; некоторые девушки курили его наравне с парнями, а некоторые считали это признаком дурного тона; чьи-то родители относились к нему хорошо, другие же приравнивали чуть ли не к марихуане, но никто не оставался равнодушным.
Нармин сделала небольшую затяжку, но сразу же стала кашлять.
– Не бери так много сразу, смотри.
– Он горчит! Как можно получать от этого кайф?
– Ты неправильно куришь. Смотри...
Юноша стал деловито затягиваться, когда его взгляд упал на слегка задравшуюся юбку, открывающую прекрасные ножки своей возлюбенной. Он наклонился к её лицу, осторожно пуская ароматный дым ей в приоткрытые от нежности и неожиданности губы, одной рукой подняв юбку выше. Первый момент девушка немного сопротивлялась, ведь в любой момент могут постучаться.
– А вдруг здесь есть камеры?
– Если бы здесь были камеры, их бизнес давно бы умер, – ответил Руфат, не отрываясь от поцелуя. Нармин, на этот раз сама прильнула к нему, отвечая на поцелуй.
И теперь им было не до кальяна.
В какой-то момент он остановился и, убирая прядь волос с её лица, беспомощно проговорил:
– Почему мы живём в Азербайджане? Давно могли бы поехать ко мне домой или в отель.
Она невинно опустила юбку, надела бюстгальтер, натянула свитер и с ужасом посмотрела на часы:
– Уже восемь. Ещё двадцать минут, и меня начнут искать дома. Руфат также нехотя начал застёгивать рубашку.
– Ладно.
Руфат вышел, оставив девушку одну в комнате, чтобы расплатиться. – Гагаш, наш счёт принеси...
Официант переговорил о чём-то с кассиром, указывая на юношу, затем они хором произнесли:
– Будьте гостем! Передавайте привет Назим муаллиму, он так редко здесь появляется в последнее время.
– Спасибо, göndərən sağ olsun.
Казалось, весь персонал обсуждает только их, смотрит только на них и прекрасно знает, что они делали в этом вип-кабинете. На долю секунды Нармин захотелось вновь провалиться сквозь землю со стыда.
– Умоляю, не клади телефон между ног, тебе ещё детей рожать.
– Если я приду поздно домой, то я точно никуда не выйду до Нового года.
– Кстати, вы что-нибудь планируете?
– Не знаю. Домашние никак не придут к одному мнению. Мама хочет в Дубай, папа – в Европу – в Карловы Вары или в Париж. А Рена вообще ничего не хочет, она хочет новый телефон и браслет от Тиффани.
– А ты?
– Мне надоело путешествовать с семьёй. Это то же самое, что в Баку. Добавить ещё пару папиных друзей, которые с нами едут, и начинается – не надевай это, не делай яркую помаду, не смейся громко, не переписывайся ни с кем при них, не ходи одна по магазинам... Знаешь, я бы поехала куда угодно, но только с тобой. На Мальдивы, например. Сейчас это модно.
– Когда мы поженимся, так и будет, – он нежно, но достаточно убедительно взял её за руку, – мы будем жить вместе. Путешествовать. Гулять и кататься вот так вечерами. Делать что хочешь. И никто нам не сможет ничего сказать.
– Я понимаю...
– Пожалуйста, я не в первый раз это говорю. Поговори с мамой, она же сможет что-нибудь сделать.
Девушка промолчала; она не знала, что ей сделать или сказать. Как ни крути, многие вещи решала не она.
Машина остановилась, не у самого двора, а чуть поодаль.
– Напиши мне, как дойдёшь.
– Пока.
– Я тебя люблю.
– Я тоже… – последняя реплика была произнесена скорее с каким-то сожалением, нежели с взаимностью.
Ведь если бы не было этой любви, всё было намного проще.
Нармин с опаской прошла мимо охранной будки, но там никого не было. Никто не заметил её с Руфатом.
Сильный бакинский ветер как бы намекал ей: я знаю, что ты делала и с кем была полчаса назад.
– Привет, мам.
Она аккуратно посмотрелась в зеркало, пытаясь проверить, нет ли в её виде ничего компроментирующего.
– Половина девятого! – послышалось с кухни, – Разве девочка может приходить домой в такое время? Qız uşağı! Если что, ты под домашним арестом.
– Да, но папы до сих пор нет. Не говори ему ничего, пожалуйста. Я совсем протухну сидя дома.
– Можешь для разнообразия ходить в институт. Аллах, у меня до сих пор болит голова от вчерашней свадьбы...
– Вы сами говорите, что нет смысла туда ходить, потому что папа уже договорился на этот семестр насчёт всех экзаменов.
– Ну тебе же скучно... Я сделала долму, будешь ужинать?
– Нет, спасибо. Я пойду к себе. А что, уборки сегодня не было?
– А, ты же не в курсе. Я вчера уволила Наташу.
– Наташу? Она же только два месяца назад пришла к нам работать!
– Во-первых, она воровала; во-вторых, я делала больше неё. А в-третьих, она без конца подслушивала и сплетничала. Я не хочу ни с кем скандалить в своём доме, поэтому решила просто вышвырнуть её куда подальше.
– Ты про серьги, которые папа подарил тебе на годовщину? Вообще-то ты их потом нашла в машине.
– А может она подбросила их в машину? И вообще, там были не одни серьги. Я просто всего не рассказываю, чтобы не расстраивать вас.
– Мамочка, не обижайся, но я слышу это каждые два или три месяца. Может, нам прекратить нанимать домработниц, чтобы сохранить нашу репутацию и твою шкатулку с украшениями?
– Чтобы я работала на вас с утра до вечера? Посмотри, в каком виде мои руки!
– Хорошо, мам, я пошутила.
– Как там Фидан? Фатима? Никто замуж не выходит?
Нармин чуть не забыла, с кем была днем и что именно солгала дома.
– Фидан? Нормально, а что, ты опять хочешь на свадьбу? Фатима ничего, уехала в Страсбург неделю назад. Фатима вообще, по-моему, никогда не выйдет замуж, она только учится всю жизнь.
– Я хочу свадьбу кого-нибудь из близких, а то так неинтересно.
– Ну, так выдай замуж Рену! – Нармин закрыла дверь и стала переодеваться. Она разглядывала свое полуобнаженное тело, пытаясь вспомнить, как хорошо ей было всего час назад. На тонкой коже чуть не появился синяк – «засос», она постоянно предупреждала Руфата и просила быть осторожнее.
Ей вспомнились слова: «Если бы мы жили не в Азербайджане... Или были бы женаты, сколько всего прекрасного могло бы случиться... Мы бы жили вместе, делали, что хотели, ни перед кем не отчитываясь...».
Но поговорить с родителями, с мамой, о такой личной вещи! Сказать, что ты в кого-то влюблена, заранее зная её реакцию... Нет уж, лучше подождать, побездействовать, может всё наладиться само по себе. Или Руфат что-нибудь придумает... Конечно, придумает, разве она сможет выйти замуж за кого-либо другого, после всего, что между ними было?
За всю свою жизнь ей так редко приходилось самостоятельно принимать решения, что эта перспектива вводила её в ступор. Мама решала, как ей одеваться, к какому визажисту ходить, с кем общаться; папа – в какой вуз поступать, на какой машине ездить, какой язык изучать; ей страшно было думать об этом, но и «за кого выходить замуж» тоже будет стоять в списке её родителей, а не в её собственном; от неё требовалось лишь не капризничать, как маленькому ребёнку; говорить «спасибо» и «пожалуйста», когда нужно; нравиться семейным друзьям и родственникам – никогда не знаешь, где именно поджидает будущий муж; ну и в общем и целом, не пятнать своё доброе имя, и имя своей семьи. Её жизнь, её безоблачное будущее, такое же, как у сотен таких же, как она, такое же, как у её мамы или тёти, представлялись ей рейсом на самолёт, билет на который уже куплен.